. Евгений Вильк. Людвиг II: детство, отрочество, юность

Продолжение. Начало см. в № 10 (115)

Мы продолжаем публиковать главы из книги Евгения Вилька, посвященной истории баварских королевских династий. Сегодняшний рассказ — о Людвиге II.

Прогулки в горы, на озера, верхом начина­лись обычно из родовых гнезд. Биографы мо­гут пенять Максимилиану, что он уделял сыну не столь много личного времени, но именно он создал уютный и исполненный романти­ческой фантазией мир, в котором рос моло­дой Людвиг. В начале 1830­х годов Максими­лиан приобретает пришедший в упадок ры­царский замок Хоеншвангау у подножья ти­рольских гор, между двух задумчивых озер. Вместе с отстроенным заново Хоеншвангау в Баварию возвращается интерес и вкус к готи­ческой старине. Швангау — это означает «ле­бединый край». Воображение Людвига явно волновали мест­ные легенды о предке давних владельцев зам­ка, таинственном рыцаре­лебеде. Предания о рыца­ре, который из таинственной да­ли является на челне, чтобы вы­ручить принцес­су, были распро­странены в раз­ных версиях в средневековой Европе. Живо­писная картина, созданная на ос­нове одной из этих версий, за­ долго до появле­ния вагнеровско­го лебедя «Лоэн­грина» украшала столовую Хоэн­швангау. Обедая и ужиная в кругу семьи, рядом с молчаливым и задумчивым отцом, маленький Людвиг встречался глазами с лебединым рыцарем и привыкал отождествлять себя с ним, — тако­ва, по крайней мере, была версия первого биографа Людвига Луизы фон Кобель. Навер­ное, это так, только вряд ли стоит повторять вечно подворачивающуюся под перо антите­зу «холодный, рациональный отец — роман­тический сын». Романтический мир Хоен­швангау был и миром Максимилиана.

Kšnig Ludwig II. von Bayern

Kšnig Ludwig II. von Bayern

Ему важно было создать вокруг себя вол­нующую атмосферу старины. Он ведь, собст­венно, не создавал, а восстанавливал: «В этом старом почтенном замке я закладываю не камень в основание, — гово­рил он при начале строительства в 1833 году, — но, скорее, тот камень, который должен ук­репить этот замок еще на столетия». О про­шлом свидетельствовали обновленные сте­ны. Прошлое оживало на их внутренней по­верхности в виде живописного цикла, разра­ботанного художником Морисом фон Швин­дом: сага о могучем германском герое древно­сти Дитрихе Бернском, о рождении Карла Ве­ликого (по местной легенде — предка Вит­тельсбахов), эпизоды истории Фридриха Бар­бароссы и Генриха Льва, основателя Мюнхе­на, герцогов Виттельсбахов и предания о ры­царях­разбойниках, некогда владев­ших замком Хоеншвангау, о посеще­нии замка гонимым Лютером. Не про­сто дух истории, но атмосфера родо­вого гнезда: исторические предания перетекают в семейные, и сами сюже­ты тяготеют к конкретному месту. И не просто набор портретов и сюжетов, но их романтическая идеализация: возвышенные образы, героические порывы, яркие страсти. Вместе с тем мечтательное восхищение не перерас­тает отведенных ему границ и введено в рамки школьной назидательности. Потому абстрактные образы средневековых доброде­тельных жен и мужей (с весьма наивными по­ясняющими надписями) иногда теснят и ис­торических предков, и поэтических героев.
Взгляд Людвига все время останавливался напышных прелестях волшебниц. Ему было одиннадцать, когда отец спохватился и при­казал «приодеть» соблазнительные создания.. Впрочем, не столько сама вольность сюжетов выделяла эту комнату, сколько необычное их оформление: у стенных росписей отсутству­ют рамы, сюжеты окружают зрителя со всех сторон, распространяются на потолок. Мак­симилиан хотел было даже заменить разри­сованный потолок натуральным небом, про­свечивавшим сквозь раму из стали и стекла, осуществить главный принцип романтиче­ского (как и любого иного, впрочем, искусст­ва) — сократить дистанцию между зрителем и образом, стереть границу между ними. Здесь зритель должен был просто раство­риться в образе, испытать иллюзию погруже­ния в сад Армиды. Для Максимилиана это была лишь игра, обусловленная особым про­странством — спальней, которая так распо­лагает предаться грезам и фантазиям. Для Людвига эта комната станет точкой отсчета его собственного творчества. После смерти Максимилиана молодой король займет от­цовскую спальню в Хоеншвангау, и первым его творческим импульсом будет усилить и сгустить ее иллюзорную природу: на потолке загорятся искусственные звезды и искусст­венный месяц, к нарисованным водопадам добавится живой журчащий источник, вол­шебный сад выйдет из стен живыми поме­ранцевыми деревьями в кадках.
Нет, мир отца никак не был враждебным и холодным по отношению к нашему герою. Как и энергичный мир по буквальной форму­ле европейских языков «старших родителей», дедушки и бабушки: экс­короля Людвига I и экс­королевы Терезы. Людвиг I помнил свое стихотворение, некогда адресованное внуку. Встречались они, впрочем, не так часто — не­уемная душа деда побуждала его вечно к странствиям и новым начинаниям. Но обмен письмами был постоянный, и письма писа­лись откровенные и задушевные. Пока жива была Тереза, экс­королевская чета по воскре­сеньям собирала у себя всех детей из различ­ных ветвей семейства Вительсбахов. Дед и бабушка сами обслуживали внуков за столом, разливая горячий шоколад и раздавая куски картофельного пирога. Бабушка покупала им картинки для раскраски и другие приятные мелочи. Это было вдвойне приятно еще и по­тому, что карманные деньги отпускались де­тям крайне скупо, 90 пфеннигов в месяц. Здесь царила трезвость спартанского воспи­тания, которое мы склонны часто принимать за немецкую экономию и мелочность. Так, первые полученные им карманные деньги Людвиг потратил на небольшой медальон для матери, но с ее стороны это было воспринято скорее не как милый знак внимания, а как признак неумелого обращения с деньгами.

Другие материалы из рубрики «Людвиг II»

Другие материалы из рубрики «Туризм»

Другие материалы из рубрики «Путеводитель»

Метки: БаварияИсторияКорольМир Людвига IIМонархияМюнхенПутеводитель Мюнхен

Loading

События «Германия Плюс»