Евгений Вильк. Евгений Вильк. Людвиг II: детство, отрочество, юность

В начало
/
Мир Людвига II
/
Евгений Вильк. Людвиг II: детство, отрочество, юность

Продолжение. Начало см. в № 10 (115)

Мы продолжаем публиковать главы из книги Евгения Вилька, посвященной истории баварских королевских династий. Сегодняшний рассказ — о Людвиге II.

Прогулки в горы, на озера, верхом начинались обычно из родовых гнезд. Биографы могут пенять Максимилиану, что он уделял сыну не столь много личного времени, но именно он создал уютный и исполненный романтической фантазией мир, в котором рос молодой Людвиг. В начале 1830х годов Максимилиан приобретает пришедший в упадок рыцарский замок Хоеншвангау у подножья тирольских гор, между двух задумчивых озер. Вместе с отстроенным заново Хоеншвангау в Баварию возвращается интерес и вкус к готической старине. Швангау — это означает «лебединый край». Воображение Людвига явно волновали местные легенды о предке давних владельцев замка, таинственном рыцарелебеде. Предания о рыцаре, который из таинственной дали является на челне, чтобы выручить принцессу, были распространены в разных версиях в средневековой Европе. Живописная картина, созданная на основе одной из этих версий, за долго до появления вагнеровского лебедя «Лоэнгрина» украшала столовую Хоэншвангау. Обедая и ужиная в кругу семьи, рядом с молчаливым и задумчивым отцом, маленький Людвиг встречался глазами с лебединым рыцарем и привыкал отождествлять себя с ним, — такова, по крайней мере, была версия первого биографа Людвига Луизы фон Кобель. Наверное, это так, только вряд ли стоит повторять вечно подворачивающуюся под перо антитезу «холодный, рациональный отец — романтический сын». Романтический мир Хоеншвангау был и миром Максимилиана.

Knig Ludwig II. von Bayern

Ему важно было создать вокруг себя волнующую атмосферу старины. Он ведь, собственно, не создавал, а восстанавливал: «В этом старом почтенном замке я закладываю не камень в основание, — говорил он при начале строительства в 1833 году, — но, скорее, тот камень, который должен укрепить этот замок еще на столетия». О прошлом свидетельствовали обновленные стены. Прошлое оживало на их внутренней поверхности в виде живописного цикла, разработанного художником Морисом фон Швиндом: сага о могучем германском герое древности Дитрихе Бернском, о рождении Карла Великого (по местной легенде — предка Виттельсбахов), эпизоды истории Фридриха Барбароссы и Генриха Льва, основателя Мюнхена, герцогов Виттельсбахов и предания о рыцаряхразбойниках, некогда владевших замком Хоеншвангау, о посещении замка гонимым Лютером. Не просто дух истории, но атмосфера родового гнезда: исторические предания перетекают в семейные, и сами сюжеты тяготеют к конкретному месту. И не просто набор портретов и сюжетов, но их романтическая идеализация: возвышенные образы, героические порывы, яркие страсти. Вместе с тем мечтательное восхищение не перерастает отведенных ему границ и введено в рамки школьной назидательности. Потому абстрактные образы средневековых добродетельных жен и мужей (с весьма наивными поясняющими надписями) иногда теснят и исторических предков, и поэтических героев.
Взгляд Людвига все время останавливался напышных прелестях волшебниц. Ему было одиннадцать, когда отец спохватился и приказал «приодеть» соблазнительные создания.. Впрочем, не столько сама вольность сюжетов выделяла эту комнату, сколько необычное их оформление: у стенных росписей отсутствуют рамы, сюжеты окружают зрителя со всех сторон, распространяются на потолок. Максимилиан хотел было даже заменить разрисованный потолок натуральным небом, просвечивавшим сквозь раму из стали и стекла, осуществить главный принцип романтического (как и любого иного, впрочем, искусства) — сократить дистанцию между зрителем и образом, стереть границу между ними. Здесь зритель должен был просто раствориться в образе, испытать иллюзию погружения в сад Армиды. Для Максимилиана это была лишь игра, обусловленная особым пространством — спальней, которая так располагает предаться грезам и фантазиям. Для Людвига эта комната станет точкой отсчета его собственного творчества. После смерти Максимилиана молодой король займет отцовскую спальню в Хоеншвангау, и первым его творческим импульсом будет усилить и сгустить ее иллюзорную природу: на потолке загорятся искусственные звезды и искусственный месяц, к нарисованным водопадам добавится живой журчащий источник, волшебный сад выйдет из стен живыми померанцевыми деревьями в кадках.
Нет, мир отца никак не был враждебным и холодным по отношению к нашему герою. Как и энергичный мир по буквальной формуле европейских языков «старших родителей», дедушки и бабушки: экскороля Людвига I и экскоролевы Терезы. Людвиг I помнил свое стихотворение, некогда адресованное внуку. Встречались они, впрочем, не так часто — неуемная душа деда побуждала его вечно к странствиям и новым начинаниям. Но обмен письмами был постоянный, и письма писались откровенные и задушевные. Пока жива была Тереза, экскоролевская чета по воскресеньям собирала у себя всех детей из различных ветвей семейства Вительсбахов. Дед и бабушка сами обслуживали внуков за столом, разливая горячий шоколад и раздавая куски картофельного пирога. Бабушка покупала им картинки для раскраски и другие приятные мелочи. Это было вдвойне приятно еще и потому, что карманные деньги отпускались детям крайне скупо, 90 пфеннигов в месяц. Здесь царила трезвость спартанского воспитания, которое мы склонны часто принимать за немецкую экономию и мелочность. Так, первые полученные им карманные деньги Людвиг потратил на небольшой медальон для матери, но с ее стороны это было воспринято скорее не как милый знак внимания, а как признак неумелого обращения с деньгами.

Другие материалы из рубрики «Людвиг II»