Инна Савватеева. Объяснение в любви

Да, наступило время объясниться…

Владимир Владимирович Кунин. Фото: А. Иванов

Несколько лет тому назад у меня дома раздался телефонный звонок и хрипловатый голос сказал:
— Это Кунин. Я хочу пригласить Вас в гости. Вместе с дочкой.
Почему только с дочкой? Бог его знает. Разные бывают у писателей пристрастия. Особенно у тех, кто пишет про Кысю и русских на Мариенплац.
Мы поехали. Познакомились. Вечер пролетел-прошелестел незаметно, тепло и уютно. От него остались фотографии. Первые в моей теперь уже достаточно большой коллекции изображений четы Куниных: в фас, профиль, в развороте, наряженных и при «портрете», усталых и «неприбранных» для своих. Вот это «для своих» и дает мне сейчас возможность сказать что-то, что не позволено другим.
Мы затеяли специальный выпуск «Советского кино», журнала, когда-то существовавшего в молодом Советском Союзе. Существовавшего, правда, недолго. Но оставившего, как пролетающая комета, горящий шлейф на небосклоне своего художественного времени. Журнал делал замечательный художник Родченко. Перед вами — его нынешний специальный выпуск, который мы осмелились посвятить семье Куниных, будучи уверенными в пропорциональной «соотнесенности» масштабов личностей наших героев и уровня «того» журнала.
Правда, сначала хотели писать только о Ирине Куниной. Приподнести ей сюрприз. Ведь, в конце концов — это ее день, ее юбилей, ее праздник. Но товарищ, спутник и соратник Владимир Кунин вылезал из-за каждого угла, выбегал со своими присказками, влезал с советами и вообще предупредил нас о том, что тайны не получится.

Специальный выпуск журнала «Советское кино» по случаю дня рождения Ирины Куниной. Verlag Terterian, 2009

И тогда мы начали писать об обоих. Потому что и без того всегда было ощущение, что они не только родились в одном городе, выросли в одной песочнице, но и вообще — близнецы, во многом так похожие и в то же время так сильно отличающиеся друг от друга.
Ира родилась на 17 линии Васильевского острова. Жила там в коммунальной квартире с родителями и бабушкой. Был еще брат. Жизнь была непростая. Бабушка не любила советскую власть. Отец ее почитал.
А Ира, скорее, наследовала бабушкины гены и не очень уважала тогдашние современные устои. Что, впрочем, не помешало ей освоить стоявшую в доме старенькую машинку «Зингер», доставшуюся от бежавших кондитерских фабрикантов в тяжелые времена переустройства общества. Осваивала по принципу: если есть ремесло в руках — не пропадешь никогда. В общем, как это обычно бывает, бабушка оказалась права. Девочка с тонкими косичками превратилась в барышню-крестьянку, умевшую шить и вязать, ну и гопак сплясать при необходимости.
В это время мальчик Володя уже давно вырос. Красивый кудрявый малыш превратился в стройного статного молодого мужчину с накаченными мускулами и играющими бицепсами. Еще бы! Артист цирка, гимнаст на трапеции!
К моменту их знакомства у него уже было накоплено материалов на приличную биографию из серии «Жизнь замечательных людей»: военное училище, работа в цирке, травма, невозможность работать гимнастом, попытки литературного творчества. У него даже был сын, названный, как все мужчины в семье, тоже Володей.
Однажды в компании молодых (молодых, скажем, уже не очень!) «разгильдяев» появилась девушка Ирина. Она как-то сразу вписалась в эту богему. И как-то сразу не захотела уходить.
Портрет ее в этом возрасте вполне соответствует такой линии поведения. Женственные чувственные губы выдают сильный характер. Именно эти губы и могли произнести:
— Я здесь остаюсь!
Так сказала девушка Ирина. Так и сделала.
Про все остальное лучше написал писатель Кунин почти 45 лет спустя. Он рассказал про 65 брачных копеек, бюджет дня их бракосочетания. Заслуженный писатель Кунин не увидел, правда, в этом символа долгих совместных лет. А мне он видится: в сиропно-бархатно-сладком венке из белых роз — цифра 65.

Инна Савватеева — подробный рассказ о Старой и Новой Пинакотеке.
Tel: +49 89 523 10 821

Столько лет они должны, по меньшей мере, быть вместе… Поживем, как говорится, посмотрим.
А тогда после скороспелого «да» в советском ЗАГС’е началась совместная жизнь, которая, по определению, не могла быть легкой и безоблачной. Бывший гимнаст, цирковой артист, летчик становится журналистом, много пишет и фотографирует для журнала «Советский цирк». В 1965 году в свет появилась его первая книжка. С этого момента он мог называть себя писателем. А кем же еще? Ира, освоившая машинку «Зингер» в совершенстве и параллельно активно работавшая ножницами, подумала, что неплохо бы ей стать костюмером. Например, на «Ленфильме». Слов типа «кутюрье» тогда не знали. Но знали, что массовку в снимаемых фильмах надо одевать. Как и главных героев. И она стала этим самым костюмером. И художником по костюмам. И приняла участие почти в 20 фильмах. Она призналась, что она и сама забыла, сколько их было.
Вот так и шла эта жизнь! Между творческими дачами в Репино и съемками в Сибири, между длинными совместными вечерами дома и разлуками, когда ей — на Запад, ему — в другую сторону. Не все гладко, не все идеально. Не бывает идеальных семей. Семья тем более не может быть идеальной, если в ней сошлись два творчества. Писатель Кунин, усевшись на трон навалившейся на него славы (он уже — сценарист, автор «Хроники пикирующего бомбардировщика»), пытался командовать. А Ира часто (но не всегда с легкостью !) подчинялась.
— Мурзик!
— Что?
— Мурзик! Чая!
— Пожалуйста!
— Мурзик!
Пауза. Забыл, что хотел сказать.
— Мурзик! Беги в другую комнату! Хочу поговорить с тобой по телефону!
…Мурзик был и есть в привычном нарочито грубоватом крике.
— Ирка! Ну, где ты? Жрать-то хочется!
Мурзик был в том, что лицо молодого человека по фамилии Кунин в один день потеряло краски жизни, когда он услышал о страшном диагнозе, вынесенном ленинградскими врачами его Ирке. Он посерел в этот день и почернел.
Мурзик сегодня живет в ежедневной перебранке-склоке, заканчивающейся мимоходным прикосновением губ где-то в уголке рта. Где-то в районе уха. Каким-то молодецким щипком просто так, «нечаянно».
И наблюдатель, который случайно подсмотрел эти сцены, помирает от зависти. Ему хочется примерять на себя так ладно сшитую модель. Модель мира и счастья, в которой выстроены все несущие стены, а проемы заполнены одним длинным признанием в любви:
— Мы дрожим друг за друга!
Наблюдателю сразу хочется присоединиться, включиться и… участвовать. А потом объясниться. И поблагодарить за бесконечность нежности, в которую было позволено окунуться.
Вот я и объяснилась.
С любовью Инна Савватеева (фрагмент вступительной статьи из журнала «Советское искусство» (Специальный выпуск — 2009)